3

Переодеваясь в конце дня, Андрей обнаружил в халате листок с описанием препарата для клинических испытаний. Откуда он взялся? Наверное, Андрей машинально сунул его, когда собирался проверить на прочность халат профессора.

Листок с синими печатями и несколькими подписями влиятельных руководителей представлял собой маленькую частичку Кривокрасова. Первым желанием было порвать его на куски или сжечь в туалете, сумасшедше хихикая и радуясь маленькой мести. Но затем порыв угас. Обратить в пепел клочок бумаги нетрудно. Только в этом случае конфликт с Кривокрасовым перейдет на новый уровень, а Андрей пока не знал, нужно ли ему это.

Так и не решив, что делать с листком, Андрей сложил его и убрал в блокнот.

Каждое возвращение домой вызывало в нем тягостные чувства. Квартира казалась чужой с того момента, как он впервые после больницы переступил порог. Все сверкало чистотой, все стояло на своих местах: тапочки в прихожей, одежда на вешалках, DVD-диски убраны в шкаф, велотренажер зачехлен. Ни пылинки кругом. Пока Андрей лежал в больнице, мать приходила сюда каждую неделю, тщательно пылесосила ковры, перемывала чистую посуду. Надеялась, что Андрей обрадуется.

Он не обрадовался. Не такой он оставил квартиру одиннадцать месяцев назад, теплым солнечным утром. Тогда ее наполнял аромат жизни, в ней обитал надеющийся, любящий, стремящийся к чему-то человек. А сейчас она выглядела бездушной, словно подготовленная к продаже после смерти хозяина. «А разве не так? – подумал Андрей. – Во мне все умерло после той аварии».

С каждым днем ему становилось хуже. В душе копились зависть и злость, мир вокруг словно потемнел. Он разучился радоваться Жизни, как год назад. Любимая девушка его бросила. Страстное увлечение у него украли. Как жить дальше?

«Так и жить, – говорил он себе. – Ничего не изменишь». Он вернется на кафедру ради прибавки к жалованью невролога. Будет покорно выполнять все указания Кривокрасова, проводить клинические испытания снотворных, целовать зад профессора, если это окажется в планах кафедры на следующий квартал. И никаких личных исследований, никакой инициативы, упаси боже!

Погасив свет и забравшись в постель, Андрей подумал, что проворочается полночи, вспоминая сегодняшнюю встречу с Кривокрасовым. И без того полтора последних месяца его мучила бессонница. Сновидений он не видел с тех самых пор, как встал на ноги и начал ходить. Однако уснул Андрей быстро. И сновидение пришло. Причем не просто сновидение, а самое главное в его жизни.

Кошмарное и невероятно прекрасное...

4

Андрей бежал по странному лесу. Низкие деревья с кривыми стволами мало напоминали реальный мир – скорее преддверия ада. Или рая. Или того и другого, вместе взятых. За ним гнались карлики, которых он толком не разглядел. Андрей устал и вымотался до чертиков. Нужно где-то отдохнуть, прийти в себя, собраться с мыслями.

Деревья закончились, и он оказался на берегу полноводной реки. Перед ним стоял бревенчатый дом без окон. Где он его видел? Скорее всего, в другой жизни. Дом мог послужить убежищем... Только вход в него перегораживала дверь. Глухая, плотно сколоченная, с вырезанной на поверхности спиралью. Хорошо знакомая ему дверь, только непонятно откуда. Он лишь знал, что за ней скрывается тайна. Большая тайна, запретная. Табу, за которое нельзя проникать человеческому разуму.

Ладонь, обхватившая кованую ручку, ощутила рельеф и холод металла. Контакт был отчетливым. Андрей удивился, насколько эта ручка была реальнее всего, что его окружало, – и бревенчатого дома, и кривого леса, и земли с небесами. По телу пробежала короткая дрожь. Сердце замерло в волнующем ожидании. Он не помнил, что решил не заниматься сновидениями. Вообще не осознавал, что спит. Проснуться во сне способны очень немногие люди, и доктор Ильин пока не входил в их число. Он покорно следовал сюжету сна, по которому требовалось войти в эту дверь, чтобы спастись от карликов.

И Андрей потянул за ручку.

Дверь поддалась легко. Повела себя так, словно открывалась всегда. В ее поведении сквозил немой упрек: дескать, и почему же ты, братец, не делал этого раньше?.. Из открывшегося проема дохнуло холодом. В первый момент Андрей ничего не увидел, пространство за проемом окутывала тьма. Лишь затем открылись уходящие вниз стены и свод.

Коридор.

Наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, спящий доктор Ильин переступил через порог. Под ногами оказались узкие, крутые ступени, с которых можно запросто навернуться. Холод усилился, прихватив его сквозь тонкую рубашку и врачебный халат. Андрей постоял на месте, пытаясь разглядеть, что находится в конце коридора, но ничего не увидел. Перила отсутствовали. Он уперся руками в стены и стал медленно спускаться.

Чем дальше оставалась дверь, чем глубже он погружался во мрак, тем сильнее становился страх. Этот спуск под землю напоминал смерть, которую Андрей однажды встретил на проспекте Луначарского. Коридор, движение по нему – нечто похожее видят люди, когда покидают мир кислорода и белковых соединений. Не хватает лишь света в конце, впрочем... Спустившись еще ниже, он обнаружил и этот образ, а также многое другое, гораздо более масштабное, чем скудные рассказы пациентов, переживших клиническую смерть.

Лестница вывела его в просторный зал, наполовину затянутый тьмой, наполовину озаренный светом из окон, прорубленных в своде. Он напоминал одновременно заброшенную станцию метро и могильный склеп. Низкие, массивные потолки, строгие колонны, ниши в стенах. Мрачная торжественность и нетронутая древность. Судя по всему, Андрей находился в зале один. Хотя чувства подсказывали, что тьма может скрывать многое. Больше, чем способна нарисовать фантазия.

Он вошел в зал и двинулся вдоль стены, стараясь держаться тени – черной и густой, как свежий асфальт. Одно из первых правил осознанных сновидений гласило, что нужно отделиться от сна и его сюжета, заставить себя проснуться во сне. Перебороть могучую силу, которая гонит тебя куда-то, встать, осмотреться, исследовать окрестности своих грез. Некоторые путешественники рисовали целые карты местности: горные пики и глубочайшие озера, гигантские башни и города, лабиринты, реки, площади, воронки в земле... Андрей ничего исследовать не стал. Вместо изучения нового загадочного мира он тупо двигался в глубь зала, ведомый смутным ощущением, что ему туда надо.

Впереди из темноты послышался протяжный, ниспадающий свист. Звук был хорошо знаком, и, пока Андрей вспоминал, где его слышал, в арочном проеме замелькали окна с темными стеклами и что-то заскрипело...

«Электричка», – удивленно подумал Андрей.

Зал все-таки оказался станцией метро!

Электричка остановилась. Двери разъехались в стороны, демонстрируя пустоту в вагонах. Эта станция – отправной пункт, из которого начинается путешествие куда-то очень далеко. Куда Макар телят не гонял.

«Да уж!» – вслух усмехнулся он и пожалел.

Неосвещенная часть зала откликнулась на возглас зычным вздохом.

Андрей припал к стене, схватившись за сердце, рвущееся из груди. У человека, который сейчас спал в своей квартире на Садовой улице, пульс наверняка в три раза выше нормального... Что это было? Он услышал чей-то вздох, хриплый и надсадный, словно огромный зверь пробуждался от зимней спячки.

Чувства не подвели, Андрей оказался не один в этом зале.

Раскрытые двери вагона приглашали войти, и доктора Ильина потянуло внутрь. Электричка привезет его к потрясающим открытиям, к алмазам, сверкающим в темноте. Правда, эти прелести могут оказаться так далеко от двери, что не найдешь дорогу назад; а он был уверен, что только через дверь сможет вернуться туда, где спокойно и где нет страха. Она как нить Ариадны связывала его с внешним миром. Поэтому Андрей боялся войти в вагон.

Тьма позади шевельнулась.

Холод схватил за горло и принялся душить... Нет, это вовсе не холод, а страх! Ледяной, а потому такой осязаемый. Нужно действовать. Если чудовище выйдет из мрака, у Андрея откажут ноги и он не доберется ни до вагона, ни до двери.