– Появились какие-то симптомы?

Появились ли симптомы? Нет! Ничего особенного. Разве что погружение в кому во время сна, но какой это симптом – так, мелочь, не заслуживающая внимания. Разве можно назвать симптомом трупные пятна? Это не симптом, а последствия. Вот и у него последствия. Как трупные пятна, только в голове.

– Да так, ерунда.

– Срочно надо?

– В общем, нет.

– На этой неделе все забито. Вторник на следующей тебя устроит?

– Почему не понедельник?

– Понедельник обычно тяжелый день.

3

Ночью сновидений не было. Проснувшись утром, Андрей чувствовал себя здоровым, полным сил и категорически не понимал, зачем напросился на томографию головы в следующий вторник.

В тот день, часа за два до окончания рабочего дня, Перельман попросил его посмотреть одного пациента. Из четырех коек в палате были заняты три. На одной читал детектив Акунина интеллигентный старичок в очках. На другой растянулся подросток в наушниках – он либо уснул, либо глубоко проникся ритмами ай-рен-би. Но внимание Андрея приковывала третья койка. На ней сидел крупный человек в поповской рясе, с бородой и мясистым лицом, похожий на графа Льва Толстого.

Начав с обыкновенных расспросов о самочувствии, Андрей ввязался с попом в бестолковый по сути спор о медицине. Отец Кирилл оказался родом из небольшой деревушки. Говорил он громко, басисто и прямодушно.

– Ваша медицина есть Божье творение, – настаивал он, протыкая воздух увесистым пальцем. – Как и все в этом мире.

– Медицину создавали люди, – ответил Андрей. – Могу назвать конкретные фамилии.

– Не надо, – отмахнулся батюшка. – Что толку? Людей-то кто научил? Ясный ответ... Все болезни ниспосланы нам Богом за грехи наши или наших близких. Телесное излечение возможно только через излечение духовное. А врачи есть Божье орудие, посредством которого он осуществляет прощение.

– По-вашему выходит, что Бог переложил часть своих обязанностей на врачей?

– Не перевирайте! Бог никогда не общается с человеком напрямую. Он всегда являет свою милость через кого-то или что-то.

В дверь заглянула медсестра и повелительным кивком позвала старика в коридор, очевидно на процедуры. Он оставил книгу на тумбочке, заложил ее очками и, шаркая тапками, вышел в коридор. Через секунду из-за двери грянул его хохот.

Андрей тоже усмехнулся.

В палате их осталось трое. Точнее сказать, двое – подросток в наушниках находился где-то далеко отсюда. Андрей и отец Кирилл оказались один на один.

– Меченый, – произнес священник.

Улыбку как рукой сняло.

– Что, простите?

– Ты меченый.

По внутренностям пробежал нехороший холодок.

– Вы о шраме? Это после автокатастрофы... – Андрей поспешил добавить. – Несчастный случай.

– Случай? – широко, ощерился поп, показав крупные зубы, неровно торчащие из десен. – Нет, сын мой, ошибаешься. Случаев не бывает.

Он придвинулся к Андрею. От него густо пахло церковью: ладаном, воском и вином. Лицо отца Кирилла сделалось загадочным, даже слегка страшным. Правый глаз выпучился, словно вот-вот выскочит из орбиты.

– Понимаешь, не бывает случаев у людей, – заговорил он доверительно, оглядывая Андрея этим жутким глазом. – Если что-то произошло, это не случай. Это Ему так надо.

– Да что вы! Честного человека выкидывают с работы и он кончает жизнь головой в духовке – Ему так надо?

В мыслях фраза выглядела не столь похожей на нынешнее положение доктора Ильина.

– Был человек на земле Уц, имя его Иов; и был человек этот и непорочен, и справедлив, и богобоязнен, и удалялся от зла. Были у него сыновья, дочери, был у него скот. Но Бог отнял сначала имущество, затем детей, потом язвами покрыд его тело... Почему Он поступил так со своим лучшим праведником?

– Не знаю. – Андрею не хотелось ворошить библейские темы. Да и собеседник его пугал.

– Чтобы укрепить веру! Все, что происходит с людьми, имеет смысл. Но нам, ходящим по земле, понять высшие замыслы не дано.

– А предположения есть? – язвительно спросил Андрей. – Насчет его замыслов?

– Может взрастить душу. – Низкий баритон священника проникал куда-то внутрь. Кровянистый, выпученный глаз пугал до смерти. – Может укрепить в вере, как Иова. А может подготовить для важной миссии.

Андрей в отчаянии глянул на подростка. Если бы тот хлопнул ресницами или повернулся на бок – в общем, как-нибудь показал, что жив, – Ильину было бы не так страшно. Но парня словно выключили.

– Он отметил тебя, – продолжал поп. – И это не случайно. Перед тобой открылся путь, ты должен идти по нему и не задавать вопросов. Когда будет нужно, Он подаст знак...

Скрипнула дверь.

В палату снова заглянула процедурная сестра, и наваждение моментально исчезло. И жуткое лицо, и выкатившийся глаз. Словно из священника ушло некое существо, проступившее сквозь его облик.

– Батюшка, – смиренно сказала сестра, – Господь призывает на рентген.

– Рясу надо будет снимать? – спросил отец Кирилл прежним голосом, которым рассуждал о медицине и пиве. Он снова выглядел простодушным деревенским попом. Подросток шевельнулся, открыл глаза и, оттянув наушник, прочистил указательным пальцем слуховой проход. – Мне бы не хотелось без рясы, а то у вас сестры молоденькие ходят. Увидят вдруг батюшку в трусах, несовместимо как-то с благоверным образом.

– Наши сестры и не такое видели, – задумчиво произнес Андрей.

– Да? – коротко удивился священник. – ...Так вот, я бы, конечно, спросил у своего начальника: отчего у меня руки иногда трясутся, словно после праздника Троицы? Но больно отвлекать неохота.

Он крякнул, поднялся и тяжелой поступью вышел из палаты. Его ряса сзади была мятой. Андрей услышал, как в коридоре отец Кирилл обратился к медсестре и получил кроткий ответ, что божье благословение могло быть щедрее в отношении ее зарплаты. Подросток переключил альбом в МРЗ-плеере и, откинув голову на подушку, снова вырубился. Андрей неподвижно сидел возле пустой кровати, словно ужаленный парализующим ядом. На коленях лежала медицинская карта, раскрытая на чистом листе, где должен будет стоять диагноз. В ушах продолжал звучать голос батюшки, пересказывающий историю Иова, а перед глазами маячил налитый кровью глаз.

Андрей сидел так около минуты, затем тряхнул головой и принялся писать.

Буквы получались резкими, острыми, напоминая мозговую активность на ЭЭГ в фазе быстрого сна. Покрыв записями половину страницы, кончик шариковой ручки стал оставлять лишь вдавленные следы. Андрей вытащил стержень и с досадой убедился, что в нем закончилась паста.

При себе запасной ручки не было. В палате тоже. Пришлось бежать в ординаторскую. Во внутреннем кармане его пиджака лежал «паркер» с позолоченным колпачком, подаренный еще Анжелой. Когда Андрей полез за ним, пальцы наткнулись на торчащие из блокнота края тетрадного листка.

Первая мысль была: почему он лежит здесь, а не в кармане халата? Затем доктора Ильина пронзило острое, как пика, воспоминание.

Он развернул лист и уставился на неуклюжий карандашный набросок, сделанный два дня назад. Голос отца Кирилла, все еще бормочущий что-то у него в правом ухе, вдруг отчетливо произнес: «Когда будет нужно, Он подаст знак».

Авторучка и те мелочи, которые Ильин собирался ею записать, моментально вылетели из головы. Стены ординаторской вдруг раскрылись, потолок исчез, и Андрей обнаружил себя на равнине. Перед ним возносилась в небо могучая статуя. Разведенные в стороны руки словно приглашали войти в ее владения. Глядя на каменное изваяние, Андрей неожиданно вспомнил, о чем думал во сне.

Два мира – сновидение и реальность – сошлись в карандашном рисунке, который он держал в руках.