Таблетка аспирина пролезла сквозь зубы, но запить Андрей не смог. Пришлось раздвинуть челюсти стальной ложкой, чтобы вставить край стакана. Как и вчера, аспирин помог. Ломота ушла, лицо порозовело, но глаза были мутными – у Андрея продолжала кружиться голова.

Убедившись, что ему стало лучше, Альбина ушла на кухню. Спустя некоторое время оттуда зашкварчало, запахло кофе и жареной ветчиной. Андрей лежал, уткнувшись лбом в матрас и придавив голову подушкой. Тягучая сонливость подавляла любые попытки думать. А думать было надо, он должен разобраться, правильно ли поступила Элли, придя в дом женщины в черном? Должен разобраться, должен помочь этой маленькой, несмышленой девочке, брошенной на произвол судьбы во взрослом мире...

В спальню вошла Альбина:

– Яичница готова. Будете есть?

– Нет, – ответил он. – Как прошло?

– Я получила все три передачи.

– Это хорошо. Это гораздо лучше в сравнении с тем, как я себя чувствую.

Девушка помолчала, кусая губы:

– Расскажете, что вам снилось?

– Не сейчас. Ох не сейчас, Альбина!

– Вам бы не ходить сегодня в клинику, Андрей Андреевич! – с болью сказала девушка. – Я знаю, что сегодня номография, но вам лучше бы дома остаться.

– Спасибо, я разберусь.

Девушка поглядела на часы:

– Мне пора бежать. Я скажу Перельману, что вы неважно себя чувствуете.

Андрей не ответил, и она решила, что доктор не возражает. Альбина ушла в прихожую, чуть позже оттуда раздался стук каблуков – надела туфли.

Щелкнул замок отпираемой двери.

– Я ушла! – крикнула она. – Позвоню через пару часов узнать, как у вас дела, хорошо?

Подождала ответа. Не дождавшись, тихо закрыла дверь.

Андрей немного полежал на кровати. Потом встал. Движение получилось резким, его качнуло. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за дверной косяк. Такое впечатление, что, пока он спал, ему пришили чужие ноги.

Держась за стены, Андрей подобрался к карте. После приступа она шевелилась словно амеба.

– Где ты, Элли? – пробормотал он.

Когда девочка подошла к воротам виллы, Андрей видел на столбе табличку с названием улицы и номером дома. Заставить девочку посмотреть туда не удалось, Элли была слишком взволнована, думая о том, как попасть за ворота. Нужно еще раз взглянуть на столб, целенаправленно, – правда, сделать это удастся только в следующем сне...

Андрей перебрался в уборную. Там, сидя на стульчаке, начал потихоньку стаскивать пижаму. Итак, Элли попала в дом, где могла получить реальную помощь от взрослых. Только он понятия не имел, кому принадлежит этот дом. Андрей поддержал девочку (Элли, ее зовут Элли – как звон колокольчика!), помог войти внутрь, но ему не понравилась мрачная хозяйка дома. Внешне она выглядела привлекательно, но в ее образе заключался необъяснимый ужас. Могла ли девочка рассчитывать на помощь столь противоречивой незнакомки?

Андрей не знал.

«А что, если заглянуть в Хозяйку? – неожиданно подумал он. – Заглянуть в нее, как во владельца игрушечного магазина?»

Это была неплохая идея. Даже жаль, что она не пришла чуть раньше. В любом случае следующий сон будет решающим. Следующий сон все расставит по местам. Андрей либо узнает адрес, либо девочке помогут и без него.

Он поднялся с унитаза, и его опять мотнуло, словно напоминание о болезнен ном состоянии. Больше не делая резких движений, Андрей осторожно умылся, надел рубашку, натянул брюки. Труднее всего было зашнуровывать ботинки. Когда он наклонился, головокружение усилилось.

Возясь со шнурками, он сделал неприятное открытие. Безымянный палец и мизинец на левой руке перестали сгибаться. Андрей вообще их не чувствовал.

2

До больницы Андрей добирался словно в трансе. Светило солнышко, листья блестели после недавнего дождя, улицы гудели от транспорта, а ему казалось, что все это загорожено от него пуленепробиваемым стеклом. Доктора Ильина словно поместили в герметичную капсулу, оболочка которой не позволяет потрогать листья, запачкать грязью ботинки, вникнуть в настроение людей, шагающих по проспекту. Лишь войдя в больничный холл, Андрей частично избавился от состояния отчуждения.

На обход он успел. Но прежде чем незаметно проскользнуть в палату, с которой Перельман и компания начинали утренний моцион по отделению, в коридоре он столкнулся с Альбиной.

Она выглядела уставшей. Еще бы, после бессонной ночи.

– Вы все-таки пришли! – вздохнула она.

– А что мне делать дома? – ответил Андрей, борясь с подкатившей тошнотой.

– Вас спрашивал Перельман.

– Зачем?

– Не знаю. Я сказала, что вы себя плохо чувствуете и не придете.

– Что он ответил?

– Ничего. Только кивнул и стал грызть трубку.

Андрей тихо вошел в палату. Здесь царило приподнятое настроение. Миша не без иронии рассказывал о вчерашнем заседании у главврача. Андрея встретил кивком, не прерывая рассказа.

– Так вот, наши руководители постановили...

– А что вы все на меня смотрите? – возмутилась старшая медсестра. – Будто я вам денег должна?

– Потому что вас это касается, моя дорогая.

– Дорогая, Михаил Маркович, поездка на Ибицу. А для вас я Наталья Борисовна. И касается меня только то, что творится у меня в отделении. И еще дома у меня два оболтуса, это тоже меня касается.

– Вы закончили? – спросил Перельман. – Мне можно продолжить?

– Извольте.

Пациенты хихикали. Те, которые были в состоянии. У Андрея кружилась голова, но и ему доставляло удовольствие следить за этой перепалкой. Раньше и он схлестывался с Натальей Борисовной, и у них возникали такие полушутливые споры. Никто не обижался.

У них был классный коллектив в отделении.

– С сегодняшнего дня пациенты должны оценивать уход за ними, – продолжал Перельман тоном руководителя. – Своевременность процедур, гигиенического ухода, качество работы медсестер. Жалобы нужно фиксировать в специальном журнале, который будет храниться на посту дежурной медсестры. С выставление баллов!

– За артистизм подтирания задниц, – шепнул Тюрин.

– Своевременность ухода? – покривилась Наталья Борисовна. – Никогда такого не будет.

Перельман поднял бровь:

– Это что, бунт?

– Здравый смысл. Мы все равно не успеваем за всеми, у нас с персоналом напряженка.

– Надо успевать. У главврача было сказано так.

– Может, он спустится к нам из своего пентхауса и покажет сеанс одновременного обслуживания пациентов? Заодно и напряженность с персоналом понизит.

– А как быть с парализованными и этими, которые после черепно-мозговых? – спросила Перельмана другая медсестра, стоящая в углу. – Как они будут высказывать жалобы?

Перельман озадаченно почесал затылок трубкой:

– Ну в системе пока не все продумано...

В палате грянул хохот.

Да, классный у них коллектив. Только Андрея это не касается. Раньше, до травмы, он часто отпускал шутки, но стоит ему пошутить сейчас, как сразу повиснет неловкая тишина. Дюжина непонимающих взглядов уставится на доктора со шрамом на лице... Он отверженный, его участь стоять в стороне. Только и остается завидовать коллегам, которые продолжают жить, одолеваемые житейскими проблемами, устраивать шутливые перепалки вот так легко, без задней мысли. Их не выбросили на обочину, как его.

Но разве он в этом виноват? Разве виноват?

Ему захотелось поговорить с отцом Кириллом. Нужно забежать к нему. Но не сейчас, позже. Прежде Андрею предстояло то, чего он ожидал почти неделю.